День первый. Добро пожаловать в офис!Встреча была назначена на девять утра. Как во всяком порядочном сериале, одна из девушек порядочно опаздывала – никак не могла поймать маршрутку. Остальные стояли на солнцепёке, ждали, периодически поглядывали на время и пытались угадать, что сделают с ними за опоздание в первый же день. К тому времени, когда последняя из нас подъехала, мы успели сходить в продуктовый магазинчик, который находился за пол-остановки от нас, испугаться затхлому воздуху и странным запахам в нём, купить бутылочку газировки, вернуться, почти допить её и снова начать мучиться от жары.
Наконец все в сборе, идём к дому «Х».
Чебоксары – город маленький, и дома выше 13 этажей встречаются в нём нечасто. В нашем районе, например, есть четыре монолитные высотки. Три из них рядом с главным корпусом университета, одна – на другом конце моей улицы. На верхних этажах расположены мастерские, которые в советское время выделялись членам Союза художников, на всех остальных – обычные квартиры.
Поэтому я, например, думала, что у этого дома мы просто встречаемся с преподавателем, а уж потом он ведёт нас в находящуюся где-то рядом фирму. И я даже примерно представляла, что будет ждать нас там: несколько (хотя не очень много, два–три) кабинетов, в которых сидят сотрудники, нас им представляют, выделяют какой-нибудь уголок для всех четверых вместе или по отдельному уголку в разных местах, объясняют, что надо делать, и мы начинаем работу. Разумеется, всё было совсем не так.
Когда мы наконец подошли к высотке, преподаватель окинул нас говорящим взглядом, мол: «Ну-ну, всё ясно с вашим отношением к работе. Посмотрим, что будет дальше», и... Вы угадали! Пошёл к подъезду и открыл двери.
Мы допетляли – именно допетляли, потому что (кто там бывал, тот не даст соврать) подъезды в этих высотках проектировались не иначе как потомками Дедала, – до лифта. Я, как человек живущий в пятиэтажке, вообще пользуюсь лифтами крайне редко, и даже когда пользуюсь, это обычно дом Машкен, где всё цивилизованно, чисто и аккуратно. Поэтому вторым шоком после того, как мы вошли в подъезд жилого дома, стало полутёмное дребезжащее чудовище с изрисованными стенами, в которое мы погрузились впятером. «Нам до шестнадцатого, выше он не идёт», – объяснил преподаватель. Это означало, что, добравшись до шестнадцатого, мы должны будем подняться выше на своих двоих. Меня посетила надежда на то, что наше помещение окажется одной из мастерских. Было бы здорово – верхний этаж, огромные окна, город, как на ладони… И, разумеется, это оказалась не мастерская.
Выйдя из лифта, мы увидели ещё более обильно исписанные стены – они выглядели так, будто в них выросло не меньше семи поколений неформалов всех мастей. Чтобы пройти к лестнице наверх, вышли из подъезда на балкончик. И балкончик, и лестница не уступали по надписям на стенах (а лестница – ещё и по запаху чего-то протухшего) ни подъезду, ни тем более лифту. На площадке между этажами висела красноватая лампа, такая тусклая, что, кажется, её смысл был только в том, чтобы мы могли понять, что здесь на стенах тоже что-то накарябано.
И вот, наконец, металлическая дверь, за ней – двери в квартиры, хитро переплетённые трубы на потолке, щит радиочастотного узла, а почти напротив него – дверь с гербом Чебоксар. Наша.
Если вы думаете, что тут интересное и закончилось, то вы такой же наивный человек, какими были мы, когда входили в эту дверь с гербом и ждали, пока руководитель откроет нам вторую – ту, за которой нас ждало наше будущее место работы.
Итак, что встретило нас внутри: стены с присохшими к ним дохлыми мухами; столы с компьютерами и оргтехникой по периметру, покрытые пылью; ворохи такой же запылённой бумаги на столах и в креслах; стол у окна с микроволновкой, горой посуды и стопками журналов (пыль и дохлые мухи – по вкусу); почти невидимый под бумагой кульман в углу у окна; холодильник, окно.
Окно выделено особо, потому что такого я не видела ни разу в жизни. Оно было молочно-белым от покрывавшей его пыли. В нём, как в густом тумане, еле заметными бледно окрашенными пятнами угадывался город. Воздуха в комнате не было. Поэтому первым делом я протиснулась между столом и холодильником, чтобы открыть окно. Когда я открыла одну створку, увидела между рамами что-то чёрное. Оно лежало пухлой подушкой, занимая всё расстояние между рамами по ширине, и не меньше семи-восьми сантиметров по высоте. Я была без очков, поэтому наклонилась пониже, чтобы рассмотреть, что это. «Это дрозофилы», – раздался из-за спины голос преподавателя. Он говорил это так, словно в этом не было ничего необычного. И точно – это чёрное нечто оказалось тысячами дохлых сухих дрозофил с редкими вкраплениями нормальных мух – тоже, естественно, дохлых. Спасибо преподавателю, он сам взялся сметать их в совок и высыпать в ведро. Правда, сделал только в одной части окна, чтобы мы всё-таки смогли его открыть. «Здесь месяца четыре никого не было», – сказал руководитель. Выглядело так, будто он уменьшил этот срок как минимум в два раза. К слову, когда на следующий день мы закончили уборку, десятилитровое ведро было заполнено дрозофилами примерно на треть.
Пока преподаватель разбирался с мухами, мы открыли холодильник. Самым страшным внутри оказались не трупы еды, присохшей к посуде, а то, что холодильник был включен. Сколько, получается, он простоял здесь во включенном состоянии? Ледяная шуба в морозильнике прозрачно намекала, что точно не меньше упомянутых выше четырёх месяцев. С одной стороны толщина льда была сантиметра четыре, с другой – не меньше десяти. Учитывая небольшие размеры холодильника, вы можете представить, сколько оставалось внутри не занятого льдом пространства – с буханку хлеба. Всё пространство между наружными стенками холодильника и морозильной камерой тоже было заполнено льдом.
«Вот здесь вы будете работать. Вот деньги, купите, что нужно для уборки, завтра быстренько приведёте всё в порядок, и начнём».
Мы переглянулись и поняли, что никто из нас не верит в это «быстренько».
Конец первой серии
Продолжение следует-с...
Продолжение следует-с...